В Магадане в издательстве «Охотник» вышла новая книга забайкальского журналиста, писательницы, исследователя эвенкийской культуры Нины Коледневой «Нутэпэнмын. На краю земли».
«Это моя печаль. Меня читают в Москве и в Магадане. Надеюсь, любят на Чукотке… а у себя, в Забайкальском крае, не знают», - признаётся Нина Васильевна.
Как договориться с медведем
Елена Лоскутникова, АиФ-Забайкалье: - Нина Васильевна, о чём ваша книга?
Нина Коледнева: - О северянах, о тех испытаниях, что выпали на их долю. И, конечно же, о самом Севере. О незримых бестелесных духах, что населяют тайгу. О неписанных законах, по которым живут коренные таёжники.
А почему «На краю Земли»? Даже в наши дни до северных районов Забайкалья добраться очень сложно. А в середине 20-го века о Тунгокочене или Чаре даже читинцы не знали, не говоря уж о москвичах… Ещё одно - рабочее - название моей книги: «Тунго, земля медведей». У коренных северян к мохнатым хищникам совсем иное отношение, чем у горожан, живущих вдали от тайги. Медведь внешне похож на человека – если встанет на задние лапы. Мало этого, с ним можно договориться. Эвенки верят, что если применить заклинания, объяснить медведю, что у того – своя тропа, а у встречного путника – своя, и он не претендует на его охотничьи угодья, косолапый развернется, и уйдет по добру, по здорову. Сейчас ученые, исследующие поведение медведей, нашли объяснение этому: пятипудовые мишки пугаются самой человеческой речи, подобных звуков в естественной природной среде обитания они просто никогда прежде не слышали.
Но так хочется верить в сказку.
- Откуда вы брали сюжеты для своих рассказов?
- Детские души наследуют память предыдущих поколений. Но с возрастом воспоминания о прошлых жизнях постепенно стираются, улетучиваются. Я стремлюсь удержать эти глубинные знания и разбудить в других. В них, мне кажется, разгадка будущего. Будущее берет истоки в прошлом.
Ну а сюжеты… Их мне подсказывала и подсказывает жизнь. В детстве и отрочестве у нас дома, наравне с собаками, всегда находились медвежата, волчата. Оиротевших звериных детенышей находили в тайге охотники и приносили к нам, чтобы мои мама и бабушка отогрели, выходили их. Кого-то потом отпускали в тайгу, а вот косолапый «больничный водовоз» стал общим любимцем посёлка. Ещё один сюжет с шаманской маской… Это случилось уже в наши дни с моими хорошими знакомыми-путешественниками. В северной тайге они нашли шаманскую маску, примерили. И жизни их круто поменялись…
В основе каждого рассказа – реальные истории.
Где прячется автор?
- Есть ли самый любимый рассказ среди тех, что вышли в этой книге?
- Наверное, покажусь банальной, но они все, как собственные дети. Все – выстраданные, выношенные. Есть, правда, те, над которыми продолжаю работать. Вот в рассказе «Внук шамана» у меня показан своенравный чудаковатый старик, и я его люблю именно таким. Но теперь мне хочется рассказать, как в моём герое повествования пробуждается… шаман. Мощный, наследовавший способности деда. В новой редакции, кажется, это получилось.
- В некоторых произведениях, мне показалось, вы рассказываете о жизни и судьбе своих родителей, о своём детстве…
- В любом произведении прячется автор. Завуалированно, но непременно присутствует. Так и в этом сборнике рассказов «На краю Земли». Это обо мне, и не совсем обо мне. О времени, в котором мне довелось жить. О тех ценностях, которые проповедую. О шрамах на Судьбе.
- Какие открытия вы для себя сделали во время работы над книгой?
- К этим открытиям, наверное, приходит каждый писатель… Герои моих новелл живут своей жизнью, по своим законам и правилам. Я просто должна угадать мотив их поступков. Если мотивация угадана верно, герои не бунтуют. Нет? Повествование не клеится… Тогда просто нужно отложить в сторону лист бумаги, в современном случае – файл на компьютере, и дать время самой себе сжиться со своим героем, понять его. Иногда на это уходит день, иногда год.
Россия – это не только мороз и водка
- Скажите, что вас подпитывает в вашем творчестве?
- Это путешествия, встречи с людьми.
– Вы стажировались в Америке. Что вас там удивило?
- Каньон, где в древности индейцы встречали восход солнца. Теперь гранд-каньон используется в коммерческих целях. На краю скалы, на полутораметровом уступе сооружена каменная келья. Внутри в скальном грунте выбита лежанка – единственное удобство. Но туристы платят сумасшедшие деньги, чтобы провести в этой пещере ночь, и рано утром на краю обрыва увидеть первые лучи солнца, поднимающиеся из-за гребня гор. Ещё одна ваша стажировка (по антропологии) проходила на Аляске. Там я научилась избегать стереотипов - и в жизни, и в литературе.
Однажды в Фэрбэнксе была на студенческой вечеринке. Когда молодые люди узнали, что я из Сибири, решили преподнести мне приятный, по их мнению, сюрприз, показать, что наслышаны о наших холодных землях. Окружили меня кольцом, и радостно скандировали – на русском языке: «Сибирь! Мороз! Водка!»
Если честно, было жутко неловко, и неприятно такое слышать. Но в США, в то время, о нас именно так и думали.
- Назовите свою самую памятную творческую командировку (в нашей стране)?
- Все памятные. Каждая по-своему. Если сузить временной отрезок, пожалуй, последняя. Поездка в забайкальское село Урульгу, где 350 лет назад была резиденция Гантимура, предводителя нерчинских тунгусов в 17-м веке, приведшего под “царскую руку” своих людей, и обширные земли в Приамурье. Даже не в само село, а в поселение Урульгинское, что от Урульги в семи километрах. Здесь удалось отыскать шесть семей по фамилии Гантимуровы. В степени их родства со знаменитым предком ещё надо разбираться. А вот о современных Гантимуровых впору сагу слагать.
- В чём, по-вашему, предназначение литератора, писателя?
- Не могу сказать за всех литераторов. Каждый понимает это по-своему. Мне лично кажется, что единственно важное – самовыражение. И, если сделано талантливо и ярко, слово сумеет разбудить эмоции, разбередить чью-то душу, сумеет показать, что мир, в который мы пришли, гораздо шире и разнообразнее, чем представлялось до этого.
- В вашем творчестве такой разбег – от документальной прозы до фантастики…
- Наверное, причиной тому моя многолетняя работа в газете. В 70-е годы корреспондент был прикреплен к какому-либо отделу – писем, культуры, или сельского хозяйства… И писать должен был только на узкие темы. Но через какое-то время журналист-газетчик в своих материалах невольно начинал повторять сам себя, писать шаблонами. Чтобы избежать выгорания, я бралась за разноплановые темы. И, в конце концов, вышла на «свои» – те, что волновали, где было место разбегу, поиску и открытиям. Это война СССР с Японией в 1945 году, где ещё много тайн и «белых пятен», это этническая история аборигенных народов... И это безумно интересно. Судите сами. По всему свету разбросано около сорока тысяч племен, о которых мы до сих пор не всё знаем. Они живут на своей земле, в гармонии с природой… Они изучили каждое растение, знают - какое из них лечит, а какое – убивает. Они понимают язык животных. Могут путешествовать в подсознании.
- Как вы относитесь к прогнозам скептиков, что чтение книг уходит в прошлое?
- Сошлюсь, пожалуй, на Альберта Эйнштейна. Однажды его спросили, как сделать детей умнее и сообразительнее. Читайте им сказки, ответил Эйнштейн. Еще умнее? Читайте своим детям как можно больше сказок и приключенческой литературы.
Возможно, это миф. Но такие мифы слагают люди, понимающие ценность чтения, и воображения.
- Ваши книги и отдельные произведения издают на Чукотке, в Магадане, в Волгограде, в Москве. Но не в Чите. Отчего так?
- Это моя печаль. Меня читают в Москве и в Магадане. Надеюсь, любят на Чукотке… а у себя, в Забайкальском крае, не знают. Техника издания интересных, ярких, познавательных книг у нас в крае не отработана.
Издаться (на свои средства) у нас в Забайкальском крае могут лишь те, у кого высокий личный достаток. Или те литераторы, которые умеют находить спонсоров. Я же умею лишь одно – писать.
«Код, с которым иду по жизни»
- Расскажите, что вас сформировало как художника, литератора?
- Прежде всего, детство и отроческие годы на Севере. Там, в нашем селе, не было замков на домах – в любом тебя встретят, накормят, обогреют. Праздники были общие. Отгуляв в одном месте, жители села перебирались всей гурьбой к другим хозяевам. Там, после войны, все были равны – по равному бедны. Помню, в конце 50-х моя мама привезла мне из города двухколесный велосипед, после семья туго затянула пояса, два месяца на одном морковном чае сидела… Можно было кататься на нем в одиночку. Но что за радость? Велосипед по очереди осваивали подростки со всей нашей улицы, что тянулась через село. Через месяц двухколесная машина была разбита в дребезги. Но мы, сельская детвора, были бесконечно счастливы этот месяц. И моя мама тоже счастлива – нашим счастьем.
И лишь позднее, повзрослев, я открыла для себя очень неприятную истину. Оказывается и там, на Севере, в послевоенное время были в почете доносы, стукачество. Партия коммунистов тогда бросила клич искать вредителей среди своих, искать медиков-отравителей. И рьяные служаки искали, копали, притягивали факты за уши.
- Я правильно понимаю: мир орочон, оленных людей, живущих изолированно в тайге, во многом по-прежнему оставался ясным, и понятным для вас?
- Да…Это был островок, куда можно было приплыть за глотком чистого воздуха. Среди оленщиков и звероловов ценилось свойство легко смотреть на жизнь – при любых передрягах. Эвенкийские шаманы умели читать мысли других людей – и это казалось мне вполне естественным. Странным казалось другое: то, что Вольф Мессинг, советский маг, обласканный Сталиным, зарабатывал этим даром деньги. «Способность ясновидения, использованная для обогащения, иссякает», считали тунгусские шаманы. Там, среди эвенков, не было воровства. Мало того! Они возвращали любую чужую вещь найденную ими в тайге… В конце 20-го века, увы, многое изменилось.
Но для меня – это тот генетический и культурный код, с которым я иду по жизни.
– А как вы относитесь к тому, что в наши дни села умирают. И ваше родное северное село, в том числе? Или вы считаете: что уходит, это себя отжило и должно уйти?
– Молодежь и старики сейчас покидают северные села, это на самом деле так. Молодые люди по той причине, что им нужно учиться дальше, получать специальность, работать, наконец. Но в отдаленных селениях рабочих мест нет. А старики переезжают в города – из-за отсутствия больниц, ФАПов.
Но, уверена, эвенкийские селения надо сохранить, если уж они построены. Использовать как-то иначе. Много пустующих заброшенных изб? Привести их в порядок, и открыть экологический, этнический туризм. Организовать фототуры к северным красотам, а в брошенных селах открыть гостевые дома, кафе с северной кухней.
Смотрите также:
- Книги – лучшие университеты. Поэт Геннадий Головатый – в воспоминаниях сына →
- Боль, терзания, победа. Нина Коледнева - «Золотое перо России» →
- В одном из самых длинных домов Читы поменяют все лифты →